Игра в солдатики - Страница 3

– Легонько – стоит. А то дальше хуже будет, – Динамит почти уверил себя, что никакого «дальше» у них с Наташкой не будет, но в любом случае все решения должен принимать он…

Козырь не стал спорить.

* * *

Сашок, и не подозревавший о касавшемся его разговоре, совсем не был, вопреки мнению многих, инфантильным оболтусом, до сих пор играющимся в солдатики.

Просто четыре года назад двоюродный брат, живший в городе, предложил легко и просто подзаработать надомной работой – раскрашивать оловянных солдатиков. Кустари в полуподпольной конторе на Васильевском острове, с сомнением посмотрев на двух пареньков (предпочитали они девушек, как более аккуратных и обязательных), все-таки выдали краски и оловянные фигурки – самые простые, так называемые сувенирные, не требовавшие особой исторической точности и слишком тщательной прорисовки деталей.

Кузен очень скоро отказался от внешне несложной работы – времени она отнимала гораздо больше, чем казалось поначалу, а расценки на «сувенирку» были достаточно мизерные. А Сашок втянулся, у Сашка обнаружился талант. Довольно скоро он перешел к коллекционным солдатикам, выпускаемым на наш рынок очень маленькими партиями (большая часть шла за границу). Это уже весьма сложная работа – каждая деталь амуниции и старинной формы, порой весьма причудливой и пестрой, прорисовывалась очень тщательно и в полном соответствии с исторической правдой. Крохотные воины не были, как в сувенирке, некими усредненными «русскими гусарами» или «французскими гренадерами» – мундиры на коллекционных фигурках точнейшим образом соответствовали своему времени и своему полку, вплоть до самого внимательного подбора оттенка изображавших ткань красок…

Но и оплачивалась коллекционка соответствующе. Мать (Сашок рос без отца) поначалу относилась к занятию сына крайне негативно – вонь от выдаваемых красок шла изрядная. Однако, когда вдруг обнаружилось, что плоды двухнедельных трудов Сашка оценены примерно в размере ее месячной зарплаты, получаемой в совхозе – мнение матери о «баловстве» сына изменилось мгновенно. Она расчистила заваленный всякой ерундой рабочий стол покойного отца, повесила сверху яркую лампу и уже не норовила, как прежде, отправить сына принести воды или окучить картошку, застав его за раскрашиванием…

Спустя полтора года он перешел на новую ступень – стал рисовать образцы коллекционных фигурок, по которым работали художники, готовившие модели для отливок. Теперь приходилось самому рыться в исторических книжках и проводить долгие часы у музейных витрин, делая эскизы мундиров, амуниции и оружия. Именно оружие привлекало больше всего, и в пятнадцать лет Сашок сделал свою первую копию гусарской сабли. Оружие являлось чистейшей воды бутафорией, годной лишь украшать ковер – тщательно выполненная рукоять крепилась к пустым ножнам.

Это было неинтересно, он стал ходить за шесть километров в совхозную кузницу – научиться работать с металлом. Ничего не вышло, сельские кузнецы вымирали как класс, и таланты дяди Андрея лежали в основном в области истребления несметного количества пива. Но углядев кузнечное дело в списке предлагаемых одним питерским техникумом специальностей, Сашок не стал сомневаться, где продолжать среднее образование.

А где-то глубоко росла и крепла мечта, потихоньку переходя в уверенность – мечта об историческом факультете ЛГУ. Ни родня, ни знакомые просто бы не поняли такого выбора – историк в их списке уважаемых или просто приемлемых профессий никак не значился. Но окружающие давно существовали в каком-то параллельном измерении, а Сашок жил в мире, где ревели трубы, и гулко бахали медные бомбарды, и хоругви панцирных гусар на всем скаку врубались в ряды ощетинившейся багинетами пехоты…

Интерес к изготовлению оружия поневоле породил интерес к приемам владения им. Историческим фехтованием в те годы можно было заниматься только единственным людям и в единственном месте – каскадерам на киностудии «Ленфильм»; любители-неформалы пребывали в глубоком подполье, под вечной угрозой статьи об оружии. Попробовав записаться в фехтовальный клуб «Мушкетер», Сашок ушел, едва поглядев на первое занятие – тыканье жалким псевдооружием показалось смешной и постыдной профанацией… Пришлось до всего доходить самоучкой, кое-что придумывая самому, а что-то собирая по крохам в книжках, в том числе в старых, с желтыми ломкими страницами (солдатики не были заброшены, просто ушли на второй план, доходы от них позволяли посещать букинистов).

Их седой и одышливый участковый, явный прототип киношного Анискина, случайно проходил мимо. И увидел Сашка, упражнявшегося с любовно сделанной катаной на подвешенном к старому турнику толстом чурбане. Подошел поближе, задумчиво покачал головой, глядя на лихие удары – половина чурбака уже белела щепками на земле; похвалил отделку эфеса и лезвия.

Потом долго беседовал с матерью, просветив ее в некоторых разделах уголовного кодекса, касающихся изготовления, хранения и ношения… Сам участковый, впрочем, слишком опасным увлечение Сашка не считал, повидав на своем веку немеряно самодеятельных оружейников, он вполне обоснованно куда сильнее опасался тачающих заточки из напильников и финские ножи с наборными пластмассовыми ручками…

Он подошел к Сашку со спины, вот в чем еще дело. Если бы увидел лицо и глаза в момент расправы с безвинным бревном – может, отнесся бы ко всему немного иначе…

Как бы то не было, клинки к этому лету из дома Сашка исчезли (ну, если уж совсем честно, просто не мозолили глаза окружающим); он заканчивал техникум и все размышлял, как же сообщить матери, куда сын собирается подавать документы.